В своем послании президент РФ Владимир Путин поставил в том числе и задачи в области энергетики. «Нам нужны новые комплексные подходы к развитию энергетики, включая новые решения в сфере атомной генерации в таких перспективных направлениях, как водородная энергетика и накопители энергии. Мы должны ответить на вызовы изменений климата, адаптировать к ним сельское хозяйство, промышленность, ЖКХ, всю инфраструктуру, создать отрасль по утилизации углеродных выбросов, добиться снижения их объемов и ввести здесь жесткий контроль и мониторинг», – заявил глава государства. В частности, он призвал стремиться к тому, чтобы за предстоящие 30 лет накопленный объем чистой эмиссии парниковых газов в России был меньше, чем в Евросоюзе.
В своем послании президент РФ Владимир Путин поставил в том числе и задачи в области энергетики. «Нам нужны новые комплексные подходы к развитию энергетики, включая новые решения в сфере атомной генерации в таких перспективных направлениях, как водородная энергетика и накопители энергии. Мы должны ответить на вызовы изменений климата, адаптировать к ним сельское хозяйство, промышленность, ЖКХ, всю инфраструктуру, создать отрасль по утилизации углеродных выбросов, добиться снижения их объемов и ввести здесь жесткий контроль и мониторинг», – заявил глава государства. В частности, он призвал стремиться к тому, чтобы за предстоящие 30 лет накопленный объем чистой эмиссии парниковых газов в России был меньше, чем в Евросоюзе.
По заявлению президента, эти цели вполне достижимы при том научно-техническом потенциале, который имеется в России. Между тем, на прошедшем недавно под эгидой комитета ГД по энергетике круглом столе «Стратегия низкоуглеродного развития Российской Федерации до 2050 года: влияние на энергобаланс и развитие энергетики» много говорилось о том, что на сегодняшний день Россия далеко не полностью использует возможности, которые позволили бы ей занять достойное место в глобальной экономике эпохи «после энергоперехода». Институт развития технологий ТЭК (ИРТТЭК) обратился к российским и зарубежным экспертам с просьбой поделиться своим видением проблемы энергоперехода и тех возможностей и опасностей, которые он несет нашей стране.
Эксперты, принявшие участие в опросе:
Николай Иванов, советник президента Института энергетики и финансов, доцент РГУ нефти и газа им. И.М. Губкина;
Алексей Книжников, руководитель программы по экологической ответственности бизнеса WWF России;
Вячеслав Мищенко, руководитель Центра анализа стратегии и технологий развития ТЭК РГУ нефти и газа им. И.М. Губкина;
Сергей Пикин, директор Фонда энергетического развития, член НП «Клуб лидеров по продвижению инициатив бизнеса»;
Константин Симонов, гендиректор Фонда национальной энергетической безопасности;
Игорь Юшков, ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета при Правительстве РФ;
Михаил Крутихин, партнер консалтинговой компании RusEnergy;
Александр Курдин, заместитель декана экономического факультета МГУ, руководитель исследований департамента экспертно-аналитических работ Аналитического центр при правительстве РФ;
Татьяна Ланьшина, к.э.н., генеральный директор ассоциации «Цель номер семь», старший научный сотрудник РАНХиГС;
Станислав Митрахович, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности и Финансового университета при правительстве РФ;
Данила Бочкарев, научный сотрудник Institute of Political Science Louvain-Europe (Бельгия);
Мадалина Сису Викари, эксперт по европейской энергетической политике и геополитике в Брюсселе (Нидерланды);
Войцех Якобик, руководитель портала по теме энергетики BiznesAlert (Польша);
Дэвид Шилдс, редактор журнала Energía a Debate (Мексика).
Николай Иванов, советник президента Института энергетики и финансов, доцент РГУ нефти и газа им. И.М. Губкина
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Запасы традиционных энергоносителей хороши, когда приносят пользу экономике страны и гражданам. Энергопереход начался не по нашей прихоти, и от нас не зависит его темп. Это сегодняшнее направление мировой энергетической политики и технологического развития. Мы можем принять это как данность и попытаться встроиться в этот процесс – или остаться за бортом вместе с нашими традиционными запасами. Все разговоры о поглощающем потенциале лесов – это попытка переложить ответственность за свои действия или бездействие на кого-то другого: мы будем отравлять атмосферу, а леса пусть продемонстрируют свой поглощающий потенциал. Кроме того, оценки этого поглощающего потенциала очень сильно разнятся даже среди российских экспертов и ведомств.
Экономический рост может быть связан со стимулированием предпринимательской активности, инвестициями в новые технологии, развитием институциональной среды и человеческого капитала и т.п. Едва ли стоит надеяться на то, что энергоносители опять станут основой экономического развития.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Своеобразие текущего момента в области энергоперехода заключается в том, что еще не выработано магистральных путей развития низкоуглеродной энергетики – все ключевые технологии находятся на ранних стадиях развития. В этих условиях Россия вполне может задействовать свой научно-технический потенциал, который еще сохранился в отдельных отраслях, и предложить собственные решения. Скажем, много разговоров о перспективах водородной энергетики, но пока нет оптимальных решений по производству, транспортировке и использованию водорода. Нам в этой отрасли еще не надо преодолевать гигантский технологический провал – все мировые технологии находятся примерно на одних стартовых позициях. Можно успеть предложить миру собственные технологические прорывы.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
На мой взгляд, стоит перестать полагаться на экспорт энергоресурсов, как единственный источник благосостояния страны. Пора обратить внимание на внутренний рынок и на возможности задействования потенциала отечественной промышленности. Скажем, развитие водородной энергетики можно рассматривать не только с точки зрения экспорта самого энергоносителя, а, например, основы для производства продукции с нулевым углеродным следом – стали, удобрений, полимеров и т.п. И эта продукция сможет стать конкурентоспособной на мировых рынках. Так же можно смотреть на разные направления технологического развития. Энергопереход – это ведь не только развитие низкоуглеродной энергетики, но и технологические прорывы во всех смежных отраслях.
Алексей Книжников, руководитель программы по экологической ответственности бизнеса WWF России
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Поглощающий потенциал не такой огромный, как его пытаются подать чиновники. А вот традиционная энергетика на основе нефти и угля – проблема не только в связи с климатической повесткой, но и в связи с целым набором экологических проблем (загрязнение окружающей среды, около 20 тыс. аварий ежегодно, влияние на здоровье людей и т.д.). Поэтому ископаемое топливо будет не только испытывать все большее давление от наших потребителей, но и потребует масштабных инвестиций по модернизации инфраструктуры. При ежегодно дешевеющих ВИЭ все более очевидно, что и России нужна энергетическая трансформация
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Для разгона энергоперехода в России нужно активнее использовать региональную специфику. Нужно выделить 3-4 региона, приоритетные для того или иного возобновляемого источника энергии (например для Камчатки это могла бы быть геотермальная энергетика), и для начала эти регионы перевести на них и отработать все процессы (финансовые, технологические и прочие).
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
В России есть мощная горнодобывающая отрасль, которая уже сейчас выигрывает от глобального энергоперехода, как поставщик ряда полезных ископаемых для электротранспорта и т. п. Нужно обеспечить сбалансированное, ответственное развитие именно этой отрасли. Плюс сельское хозяйство, рыболовство и туризм могут стать точками дальнейшего роста. А мы все больше ценных территорий загрязняем нефтедобычей и угольными разработками.
Вячеслав Мищенко, руководитель Центра анализа стратегии и технологий развития ТЭК РГУ нефти и газа им. И.М. Губкина
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Вопрос интересный и, мне кажется, достаточно стратегический для развития отрасли в целом: как сейчас нам реагировать на ту повестку, которую навязывает Запад. По моему глубокому убеждению, климатическая повестка стала новой идеологической платформой для стран атлантического сотрудничества, новым идеологическим оружием, которое призвано перехватить инициативу и навязать свои правила игры таким энергоресурсным экономикам как РФ. Мы крупнейший поставщик углеводородов, в энергобалансе Евросоюза, например, занимаем 30% и даже больше. Такая зависимость в нынешней ситуации не устраивает наших западных партнеров.
Будет ли сама сделка реализована в тех масштабах и в те сроки, в какие планируется – большой вопрос. Это, с одной стороны, объективная реальность, на которую нужно ориентироваться и нам, мы должны внимательно следить за этой зеленой повесткой, за регламентом и принимаемыми документами по отказу от углеводородного сырья и переходу на ВИЭ в энергетике и транспорте. С другой – надо активно развивать альтернативные направления экспорта российских углеводородов. Это прежде всего Китай, Индия и другие азиатские страны. Частично эта работа уже сделана – работает ВСТО, порт Козьмино, Сила Сибири, развивается Северный морской путь, который позволит поставлять ресурсы в Азию в ближайшем будущем. Нужно развивать нефтепереработку и нефтегазохимию, находить нишевые рынки внутри страны, создавать их в рамках ЕврАзЭС и других экономических объединений.
Что касается развития альтернативных источников, то здесь, мне кажется, нужно активнее заниматься ядерной энергетикой, в которой мы лидируем. Настаивать на том, чтобы международное сообщество признало и включило ее в расчеты по ВИЭ. Развивать, там, где это возможно, возобновляемую энергетику – на юге это солнце, где-то ветер, приливы, геотермальные станции и т. п.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Надо ставить свои климатические цели, причем, как сказал президент, мы должны опережать в этом западное сообщество И действительно, создавать и навязывать свою собственную повестку. Критический момент – никто не понимает, что такое климатическая повестка. Все говорят общие слова, при этом ни одной серьезной международной научной базы, консорциума, которые бы могли объединить эти разговоры и рассказать, что представляет собой парниковый эффект, как происходит глобальное потепление и к чему это ведет, единой методики никто не создает. Нет даже попыток сделать это совместно, таким образом борьба с глобальным потеплением превращается в борьбу с ископаемым топливом и создание препон развитию углеводородной энергетики, которая на самом деле миру еще очень нужна. Говорить о том, что Евросоюз достигнет каких-то целей по выбросам СО2 и на всей планете настанет мир и благоденствие, просто смешно. Есть огромное количество регионов, у населения которых стоит задача обогреться и прокормиться, используя любые доступные источники энергии.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
На мой взгляд, нам не надо связывать себя и обременять себя какими либо дополнительными соглашениями в рамках климатической повестки. У нас есть своя Энергетическая стратегия, она должна быть реализована, адаптирована под наши потребности и условия. Потому что все эти игры в поддавки на международном уровне ни к чему хорошему не приводят. У нас должна быть абсолютно самостоятельная национальная стратегия развития низкоуглеродной экономики, которая базируется исключительно на интересах нашей страны и наших граждан.
Сергей Пикин, директор Фонда энергетического развития, член НП «Клуб лидеров по продвижению инициатив бизнеса»
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Низкоуглеродная экономика – это требование времени, которое к нам приходит извне. Причем извне не на уровне политических требований, а на уровне экономических стимулов. Отсутствие подобных вещей в нашей экономике в силу того, что мы ориентированы в основном на экспорт энергоносителей, будет приводить к негативным финансовым последствиям, начиная от углеродных налогов и заканчивая сужением рынков сбыта наших традиционных товаров. Ну, по газу это будет не так быстро, а по нефти и особенно по углю, мы это увидим в ближайшее время. Нужно будет чем-то заполнять бюджет, поэтому нужно к этому двигаться.
Насчет тех же самых лесов – сейчас продвигается тема, что леса тоже могут являться ресурсом безуглеродной экономики в части того, что они представляют собой один из крупнейших в мире механизмов поглощения СО2. Безуглеродная экономика же не означает, что мир отказывается от углеводородного топлива. Она означает, что при использовании ископаемое топливо минимизируется экологический ущерб. Сейчас он измеряется в тоннах СО2. И эта минимизация может достигаться за счет поглощения.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
То, что я сейчас вижу – это как раз использование наших природно-климатических возможностей. Они связаны с нашими лесами и с нашими территориями. И то, и то способно поглощать СО2 и являться, тем самым, механизмом декарбонизации. Это, на мой взгляд, хороший механизм, который мы можем предложить как альтернативу снижению использования углеводородов.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Первое, с чего надо начинать – мы должны сами для себя научиться учитывать данные мероприятия и если не вводить сразу же наказание рублем, то по крайней мере вести учет выбросов. Это позволит хотя бы посчитать, о каком ущербе в принципе мы говорим. Может, и ущерба то никакого нет.
Мы считаем от 1990 года, когда экономика находилась на пике, сейчас Россия и так по факту выбросов производит меньше разрешенного объема. Европейцы считают по-другому. Они говорят: «Мы вложили в последние годы колоссальные ресурсы, чтобы сделать нашу экономику более чистой. Поэтому нам нужно уравновесить принципы ведения бизнеса наших производителей и производителей из других стран, где таких вложений не было. Поэтому давайте вводить углеродные налоги».
Но все это пока плавает. Много виртуальностей и условностей. Те же зеленые сертификаты – это же не поставочные контракты, а производный инструмент. Когда вы продаете «зеленый» СПГ, это же не значит, что вы его произвели с применением энергии ВИЭ. Вы просто купили сертификат, а энергию получили из сети, где намешаны и уголь, и газ, и ГЭС и все на свете. Как борются европейцы – они обязаны покупать квоты на выброс СО2. Действительно, эта мотивация работает. Так что первое, с чего надо начинать – с учета. У Ленина была такая фраза: «Учет и контроль плюс электрификция всей страны». И ведь, если вдуматься, то именно электричество – это то, что будет всегда. Структура баланса первичной энергии может меняться как угодно, но на выходе всегда будет электрическая энергия, потому что именно она является преобразующей в полезное действие.
Константин Симонов, гендиректор Фонда национальной энергетической безопасности
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Все эти истории на тему того, что Россия отстает от общей повестки, что нам нужно предлагать какие-то опережающие инициативы, вот посмотрите на Китай и так далее и так далее. На мой взгляд эта история абсолютно абсурдная, объясню почему. Очевидно совершенно, что на сегодняшний день в России рентабельное коммерческое развитие зеленой энергетики абсолютно невозможно. Я не беру историю с энергоэффективными технологиями, энергоэффективность другая вещь, она, кстати, была при президенте Медведеве, если вы вообще помните, что у нас был президент Медведев и при нем энергоэффективность была основным хитом. Ну и можете заодно проверить что произошло за 10 лет с лишним, курсы на энергоэффективность в России и какие были результаты. Но там по крайней мере есть хоть какая-то коммерческая основа.
Когда мы рассуждаем на тему зеленой энергетики в России, ясно что это является абсурдом, потому что совершенно не решена проблема хранения электроэнергии, и все разговоры о том, что завтра мы что-то решим – это все разговоры про завтра, которое может не наступить. Соответственно везде, где вы будете устанавливать зеленую энергетику, вам нужно будет держать резервную мощность традиционной энергетики. Но это абсурд, с точки зрения экспорта это вообще модель рассыпается просто на коленке. Вы должны будете взять в Германии технологию, там скажем, ветряной станции, поставить ее в России и гнать потом в Германию зеленую энергию, где она и так производится той же самой ветряной станцией. При том, что транспортировка электроэнергии в 6-8 раз дороже, чем транспортировка газа, ну о какой экономике вы можете говорить. Очевидно совершенно, что никакого экономического смысла это иметь не будет, и все любители зеленой энергии – это борцы за бюджетные деньги, это главная задача вытащить деньги из бюджета.
Я, кстати, не против чтобы мы поигрались в лесную историю, но подождите, вы вообще, может быть, начнете с поэтапных шагов? Тогда вначале давайте внесем изменения в национальную методику поглотительного свойства нашего леса, внесем это, потому что это известный факт, что она носит дискриминационный характер, но мы сами себя обрекли на это. Так, прежде чем делать выводы, что мы станем крупнейшими продавцами поглощения СО2, может быть начнем как-то пошагово действовать, опять же поменяем методику и набьём шишки, потому что с той стороны, как вы понимаете, никакого желания платить России за поглощение СО2 нет.
Поэтому, когда опять вы в очередной раз придумываете какие-то безумные идеи типа: «О, мы станем экспортерами водорода на 100 миллиардов долларов, мы будем продавать поглотительную способность нашего леса», давайте уже трезво оценивать эту ситуацию, потому что меня очень пугает, что уже ответственные чиновники начинают говорить, что мы не будем экспортировать нефть, а будем продавать поглотительную способность нашей экосистемы.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Вы что, думаете всерьез, что это история про борьбу за климат? Да это история борьбы за денежные знаки. Соответственно из кармана экспортеров углеводородов денежные знаки должны перейти в карман передовиков развития зеленой энергетики. И когда вы говорите: «Слушайте, а мы придумали, как Россия поможет в борьбе за климат», вам, естественно, скажут: «А зачем? Вы должны заплатить нам за нашу борьбу, мы передовики зеленой энергии». Против вас выставят 100 нобелевских лауреатов, которые вам внятно объяснят, что ваш гниющий лес неуправляемый, горит постоянно, он не только не поглотитель, а еще и эмитент СО2 и вы еще останетесь должны. Поэтому, конечно, это носит реактивный характер. Представьте, что вам будут объяснять, что вместо картошки во всем мире надо выращивать бананы и потом будут приходить и говорить: «Слушайте, а какие у вас идеи-то? Вот вы картошку выращиваете, вы вообще думаете, как на бананы переходить? Почему реактивно реагируете, а давайте мы что-нибудь придумаем в сфере выращивания бананов». Если это чужая повестка и ее придумали не вы, вы не прореагируете никак проактивно на эту историю, ничего не придумаете, вы в конечном счете останетесь в дураках.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Конкретные меры Россия могла бы предпринять, действительно. Еще раз говорю, это не значит, что я предлагаю расслабиться и получать удовольствие, нет конечно, и по лесам надо вести борьбу, безусловно, позицию надо заявлять, но давайте без маниловских идей. Выработаем, первое – национальную методику, новую методику расчета поглотительной способности российского леса нашей экосистемы и валидируем её. Нормальных выберем переговорщиков с ЕС, которые будут вести переговоры по механизму учета углеродных выбросов. Прекратим заниматься иллюзорными вещами и будем трезво свою позицию отстаивать. А что касается нефти, слушайте, последняя неделя у нас прошла под знаком прогноза Международного энергетического агентства до 2050 года. Ребят, а вы вообще не в курсе, что прогнозы МЭА не сбываются? Это прогнозы, которые пытаются повлиять на ваше поведение, всё, в этом его задача. Ну 15 лет я слышу, что нефть никому будет не нужна, 15 лет, что мы за это время получили? Мы за это время получили Соединённые Штаты, которые более чем удвоили добычу и выкидывают нас с традиционных наших рынков.
Опять же еще раз повторяю, это не значит, что лесом не надо заниматься, надо заниматься, надо пробовать, но, когда вы с той стороны имеете дело с людьми, которые думают не о климате, а о вашем кошельке, ну просто вы трезво эту ситуацию оценивайте и не будьте в этом смысле наивными. А то у нас всегда две крайности. Первая – а давайте сделаем вид, что этого зеленого курса не существует. Это абсурд. Вторая – давайте мы тоже будем зелеными, а иначе нас там разотрут в порошок. Это тоже глупость, ну будете вы зеленые, значит вы потеряете огромную часть своей экономики и всё будете ждать, когда вам заплатят за то, что у вас тайга есть. А этого не будет никогда.
Игорь Юшков, ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета при Правительстве РФ
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Действительно, для России энергопереход скорее несет больше рисков, чем каких-то возможностей. И если мы говорим о некоем позитивном эффекте, который предполагался всегда, что Россия имеет огромное количество лесов, мы всегда говорили про поглотительный эффект и раньше, по крайней мере, во всем мире признавали, что два есть легких планеты: бразильские леса и российские леса. То теперь, если мы посмотрим те методологии, которые нам предлагают товарищи, внедряющие все эти институты глобального климатического соглашения и говорящие об энергопереходе, то там ничего позитивного в плане поглощения для нас нет. Они говорят, что у вас леса старые, что там веточки гниют от старых лесов и скажите спасибо, что мы вам не насчитали какую-то эмиссию СО2. То есть нас уверяют, что леса вовсе не имеют поглотительного эффекта, что поглотительный эффект имеют только молодые леса, то есть те, которые специально высаживают.
России, я думаю, никакого поглотительного эффекта не позволят засчитывать по международным всем этим нормам. Это создает дополнительные риски, потому что мы в ноль, условно говоря, выйти не сможем автоматически, углеродной нейтральности достигнуть с помощью компенсационных каких-то мер. А наши рынки либо закроются, как нам говорят опять же сторонники климатического соглашения и энергоперехода, потому что будет снижаться потребление углеводородов, либо наши товары будут менее конкурентоспособными на европейском, а дальше и на мировом рынке, если система углеродного налога распространится по всему миру. Для нас это большие проблемы. Мы можем, конечно, развивать у себя систему поглощения и захоронения СО2, мы можем возобновляемые источники у себя строить, но в этом плане тоже не стоит обольщаться. Все прекрасно понимают, что европейцы затевают всю эту историю не только по климатическим причинам, но и для того, чтобы снизить зависимость от внешних игроков, не покупать углеводороды, и не покупать энергию. То есть ВИЭ они выбирают, потому что ВИЭ, как предполагается, будет у них находиться.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Пока действительно это скорее где-то даже пиар-эффект просто. Мы видим: «Ага, европейцы хотят всего зеленого и климатически нейтрального, ну ладно, мы будем заявлять, что у нас и это есть». Вот НОВАТЭК, как один из лидеров энергоперехода или, по крайней мере, пиар-стратегии по энергопереходу, сразу же заявил, что у них углеродно-нейтральный СПГ будет, а в итоге выяснилось, что будет откуда-то браться водород и они одну из шести турбин на электростанции, которая обеспечивает энергией «Ямал СПГ» на определенный процент только переведут на водород. И вот тебе и вся углеродная нейтральность, по крайней мере пока. Ну то есть это исключительно пиар ход, который призван зазвать инвесторов в новые СПГ-проекты.
Можем ли мы действительно задавать повестку? Здесь сложно, наверное, нам будет задавать все-таки какую-то повестку просто потому, что для нас вся эта история вредная, она несет нам убытки экономические. Что мы можем сделать? Если европейцы оседлали тему возобновляемой энергетики, то Россия могла бы немножко другие сегменты за собой застолбить и сказать, что мы тут лидер. Если предполагается, соответственно, развивать систему улавливания парниковых газов или где-то их захоранивать, я думаю, что вот здесь мы можем в общем-то с европейцами потягаться и сказать: «Мы тут будем из глобальной атмосферы выкачивать парниковые газы, отделять их от других и захоранивать где-нибудь там в Арктике, будем закачивать газ в Арктике, или выработанные месторождения всего, что мы так много лет добывали». Международными конвенциями это предполагается и даже на эти программы предполагается выделять глобальное финансирование.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Наверное, полностью ликвидировать негативный эффект невозможно. Но можно заниматься тем же самым улавливанием СО2, его захоронением. Ну, и конечно, можно много чего делать в плане новых лесов. У нас, слава богу, территория есть и более-менее климатически мы к этому приспособлены. Здесь не надо бояться в том числе заходить на поле наших оппонентов, бюрократов тех же самых европейских и говорить: «Знаете, мы придумали методику учета новых лесов. Вы хотите новые леса? Вот у нас там куча полей зарастают лесами». Или, например, заявить, что на месте сгоревших лесов растут новые и имеют исключительный поглотительный эффект. То есть предложить какую-то идею, которая легализует российский поглотительный эффект, сказать, что мы специально что-то делаем, а в реальности записать туда то, что само уже выросло лет 10-15 назад. Мы очень много времени потратили на то, что пытались задавать вопросы: а действительно ли есть глобальное потепление, а действительно ли антропогенный фактор провоцирует глобальное потепление. И пока мы задавались этими вопросами, европейцы искоренили у себя даже в научном сообществе подобные дискуссии. А надо было, наверное, обсуждать вопросы условий входа в Парижское соглашение, разных методологий учета парникового газа, поглотительных эффектов, подсчета, всевозможных углеродных налогов, куда его надо платить, то есть пытаться выбить для себя лучшие условия на входе. Ну, и сейчас, наверное, не поздно этим заниматься.
Можно, конечно, вкинуть такую глобальную идею, что на самом деле весь энергопереход – это антигуманная история и провоцируется золотым миллиардом. Европейцы сами прошли все стадии энергетического развития – уголь, газ, нефть, всё использовали, а потом говорят: «А знаете, теперь нельзя». Но можем ли мы спровоцировать глобальное движение неприсоединения, сложно сказать. Сразу заявят: «А вы что, против планеты, вы что хотите убить планету?». Лобби «потеплистов» очень сильно, поэтому что-то поменять вряд ли мы уже сможем, надо приспосабливаться скорее к тому, что есть.
Михаил Крутихин, партнер консалтинговой компании RusEnergy
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Продолжать паразитировать на эксплуатации природных ресурсов, изымая природную ренту, и игнорировать движение развитых стран к новым безвредным технологиям – значит заводить страну в тупик. Это консервация отсталости. Вынужденный отказ от экспорта пеньки и ворвани когда-то понизил уровень жизни занятых в этих секторах российской экономики людей. Не будем повторять той «ошибки»? Не дадим врагам покушаться на наши нефть, газ и уголь? Хотим мы или не хотим, но спрос на ископаемые энергоносители будет падать, и рассчитывать на их экспорт неразумно. Готовиться к новой энергетике и новой структуре экспорта надо было начинать давно.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Стать одной из стран-лидеров энергоперехода России мешают несколько обстоятельств. Это, во-первых, самоизоляция (отсюда и пресловутое «импортозамещение») в результате внешнеполитического авантюризма. Действия российского руководства привели к международным санкциям и сделали невозможным технологическое сотрудничество с передовыми экономиками. Без международной кооперации не построишь современный самолёт, не изготовишь смартфон. Во-вторых, движению энергетики (и всей экономики) вперёд мешает извращённая структура управления, засилье неэффективных госкомпаний с коррумпированным менеджментом. К этому можно добавить отсутствие юридических гарантий сохранения собственности и свободы, нестабильное и непредсказуемое налогообложение и т.д.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Смотри пункт 2. Нынешнее руководство не проявляет готовности устранить перечисленные препятствия на пути развития страны. Проблемы носят структурный характер и отдельными реформами положения не исправить.
Александр Курдин, заместитель декана экономического факультета МГУ, руководитель исследований департамента экспертно-аналитических работ Аналитического центр при правительстве РФ
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Россия должна обладать современными технологиями, в том числе и технологиями низкоуглеродной энергетики, и быть готовой к энергетической трансформации с разным темпом в зависимости от сценариев глобального развития. В противном случае можно оказаться на обочине мирового научно-технического прогресса, векторы которого в данный момент не Россия (во всяком случае далеко не только Россия) задает.
Иными словами, важно, что и как Вы делаете. Если Вы завышаете тарифы в электроэнергетике и выработке тепла для поддержки ВИЭ, утилизации и хранения углерода (CCS) и так далее, и в результате соответствующие компании-бенефициары наращивают прибыли, но не развивают свои технологии, закупая все за рубежом и не стимулируя развитие высокотехнологичных отраслей здесь в России – то это плохо. Но если стимулирование энергетического перехода оборачивается заказами для развития собственных высокотехнологичных производств в стране: материалов, оборудования, программного обеспечения – так что в длительном периоде это может обеспечить российским производителям конкурентоспособность в глобальной энергетике за пределами 2030 и даже 2040 года – то это хорошо. С другой стороны, если Вы отказываетесь от поддержки ВИЭ, CCS и так далее, поддерживаете низкие тарифы, и сэкономленные средства направляете на инвестиции в авиакосмический комплекс, приборостроение, радиоэлектронику, ИТ-сегмент и так далее, так что создается несырьевой фундамент российской экономики за 2030 и 2040 годами – то это хорошо. Если же идет отказ от поддержки энергетической трансформации, поддерживается низкий тариф, но сэкономленные средства – пусть даже они реинвестируются – расходуются на то, чтобы компании ТЭК добывали через 10-20 лет еще больше нефти, газа, угля, металлурги выплавляли больше металла и т. п., то это опасно.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Да, безусловно, собственная повестка должна существовать, но она должна быть конструктивной относительно глобальной повестки. К сожалению, мощности российской экономики относительно мировой сегодня не таковы, чтобы плыть «поперек течения». Поэтому попытки реализации энергоперехода вне русла глобальных тенденций – повышения энергоэффективности, снижения выбросов парниковых газов, перехода на возобновляемую (или по крайней мере, более обобщенно, низкоуглеродную) энергетику – могут привести скорее к изоляции, тогда как более правильно было бы встраиваться в глобальные цепочки добавленной стоимости либо же предлагать собственные решения, которые были бы самостоятельны, но конкурентоспособны с мировыми аналогами по указанным выше ключевым параметрам. Вероятно, это могут быть высокотехнологичные разработки в атомной энергетике, в «голубой» водородной энергетике.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Политика должна быть ориентирована на поддержку тех отраслей, где наиболее высокий потенциал технологического развития, и в этом плане отрасли новой энергетики – далеко не последняя опция.
Татьяна Ланьшина, к.э.н., генеральный директор ассоциации «Цель номер семь», старший научный сотрудник РАНХиГС
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Развитие низкоуглеродной экономики не означает снижения темпов экономического роста и уровня жизни населения. Наоборот, только за счет развития низкоуглеродных отраслей в ближайшие десятилетия будет возможен экономический рост, поскольку спрос на ископаемое топливо и устаревшие неэффективные технологии будет снижаться. Более того, низкоуглеродные технологии предполагают постоянное внедрение инноваций, а значит их добавленная стоимость и эффективность гораздо выше, чем в традиционных отраслях.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
СССР был одним из лидеров в сфере ВИЭ, в частности, в ветроэнергетике. К сожалению, после начала эры большой энергетики и освоения нефтегазовых месторождений в Западной Сибири интерес СССР к ВИЭ, кроме крупных ГЭС, быстро утратился. В результате, в 2010-е гг. России пришлось начинать развитие возобновляемых источников энергии практически с нуля. К началу 2020-х гг. в стране были построены первые современные промышленные солнечные и ветровые электростанции и было налажено производство оборудования для соответствующих отраслей. Однако отставание России от других крупных экономик все еще является огромным, а внутренний рынок ВИЭ и официальные планы – чрезвычайно маленькими. Это означает, что в ближайшие годы Россия неизбежно будет догоняющим игроком в сфере энергоперехода. Если у страны есть амбиции сохранить и тем более укрепить свою роль в мировой экономике, догоняющее развитие необходимо значительно ускорить.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны
Для того, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта ископаемого топлива, России необходимо срочно начать серьезное развитие возобновляемых источников энергии и прочих технологий новой энергетики, таких как накопители энергии и новые энергоносители, включая зеленый водород. Иными словами, необходима реструктуризация или диверсификация экономики, о которой у нас в стране говорят уже как минимум два десятилетия. В мировой экономике все более важную роль играют технологии и человеческий капитал и все меньшую – природные ресурсы. Это неизбежность, которой невозможно сопротивляться.
Станислав Митрахович, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности и Финансового университета при правительстве РФ
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Если мы леса приведем в порядок, будем сажать новые леса, будем их администрировать, то у нас, конечно, есть хорошая возможность доказать всем, что это не просто наша точка зрения, что леса наши могут поглощать СО2, а что это на самом деле так. Надо заняться масштабной лесной программой, чтобы у нас много было лесников, а не как сейчас – один человек на множество гектаров. Пусть компании вкладываются, в том числе покупают зелёные сертификаты в эти леса. И да, это тоже будет наш качественный вклад в мировую борьбу с изменением климата, в мировую борьбу за экологию и, возможно, удастся донести мысль о том, что мы люди ответственные. Давайте сделаем такие леса, которые будут загляденьем, и тогда может быть даже ЕС удастся в чем-то убедить.
В развитых странах Европы, где возобновляемая энергетика активно развивается, там цены на электричество для населения раза в три больше, чем цена на электричество, например, в бедных странах ЕС вроде какой-нибудь Румынии или Болгарии. Мы объективно по уровню экономического развития ближе к Румынии и Болгарии, чем к Дании, Финляндии или Германии. Это необходимо учитывать. Поэтому в российских условиях развитие возобновляемых источников энергии и в целом энергопереход должен учитывать наши особенности. Скажем, если для Дании нужно заниматься электрификацией, то для нас, например, нужно заниматься активно использованием природного газа. Его же можно использовать не только в традиционных вариантах, но и в виде глубокой переработки, поставок СПГ и СУГ. Дальше с помощью газа можно получать водород, в том числе не только серый, но и голубой водород с улавливанием СО2. Для нас голубой водород это тоже перспектива на будущее отличное. Нужно развивать направление газомоторного топлива. Россия один из мировых лидеров в атомной энергетике, по ряду вопросов мы просто мировой лидер, реакторы на быстрых нейтронах, которые в перспективе позволит замкнуть атомный цикл и практически избавиться от проблемы атомных отходов. Мы занимаемся малыми атомными станциями, мы можем эти проекты предлагать по всему миру, каким-нибудь островным государствам это будет очень интересно. То есть наша задача не скопировать Бразилию, Данию или Америку. Хотя Америка – это яркий пример страны, где, с одной стороны, развиваются технологии энергоперехода и всякие зеленые штуки, а с другой они производят огромное количество нефти и газа. И нам надо производить этот нефтегаз, пока он востребован, пока он нужен. Надо этого не стесняться, наоборот. И это должно быть совмещено с энергопереходом, а не противопоставлено энергопереходу.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Совершенно очевидно, что Россия не должна следовать в чужой повестке по той причине, что, просто, стартовые условия, которые есть у России для энергоперехода совершенно иные, чем в ряде других стран. Во-первых, у нас довольно много ресурсов природных, которые мы можем и должны использовать просто потому, что так сложились обстоятельства, что у нас они есть, а у других нету. Во-вторых, конечно, если мы следуем чужой повестке, то нам постоянно и чужие правила предлагают. Наша повестка должна быть в том, что активное использование газа вместо угля – это очень мощный шаг экологический вперед и для нас, и для тех стран, которые у нас газ покупают, и атомная энергия соответственно, и водород из газа, и из атомной энергии. А вот представить себе, что мы будем массово строить именно ветряки и солнечные станции, а потом куда-то еще продавать, ну это маловероятно. Мы будем что, использовать чужие солнечные батареи, которые сделаны в Китае и ветровые станции, которые преимущественно будут импортом из Германии? А потом мы будем куда это электричество денем?
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Надо не копировать чужие стратегии, а разрабатывать свою. И надо понимать, что здесь не будет идеального решения, которое всем понравится. Очевидно, что даже некоторое согласие с европейской повесткой, даже частично, уже будет означать для России увеличение стоимости российских продуктов, товаров и снижение их конкурентоспособности. В общем, населению нашему, промышленности нашей, конечно, нужно быть к этому готовым. Но одно дело если мы идем постепенно и разумно, а другое дело, если мы, что называется, бросились за зеленой повесткой задрав штаны. Здесь можно наломать дров и потерять остатки конкурентоспособности.
Данила Бочкарев, научный сотрудник Institute of Political Science Louvain-Europe (Бельгия)
Россия обладает огромными запасами традиционных энергоносителей и столь же огромным поглощающим потенциалом (прежде всего за счет лесов). Стоит ли в таком случае форсировать переход к низкоуглеродной экономике, рискуя замедлением экономического роста и понижением и без того невысокого уровня жизни значительного числа граждан?
Переход к низкоуглеродной экономики должен быть технологически и экономически обоснован. Россия не может действовать без оглядки на климатическую повестку ЕС, США и Китая, но и слепое копирование чужой климатической политики недопустимо. Как представляется, надо сконцентрироваться на «сильных сторонах»: производство водорода из метана и ядерной энергии, повышение энергоэффективности промышленного производства, развития поглощающего потенциала лесов.
Пока действия России в области энергоперехода носят чисто реактивный характер. Может ли наша страна предлагать собственную повестку в рамках энергоперехода или мы обречены на то, чтобы все время следовать в фарватере стран-лидеров?
Да может, и должна. Первый пункт: нужно координировать свои действия с другими странами, вынужденными «приспосабливается» к новой энергетической повестке. При этом речь идет не только о странах-экспортерах энергии, таких как Саудовская Аравия, но и о ключевых странах «глобального Юга», таких как Бразилия, Индия и Китай. Взаимодействие с Японией также кажется продуктивным. Второй пункт: необходим активный диалог с Европейским Союзом, для отстаивания своего видения энергоперехода и хотя бы частичной корректировки «внешней» европейской климатической повестки.
Какие конкретные меры могла бы предпринять Россия, чтобы минимизировать потери от сокращения российского экспорта энергоресурсов, уменьшить дополнительное налоговое бремя для промышленности и исключить риск вымирания моногородов в нефтегазовых районах страны?
Как представляется, на европейском направление также следует продвигать сотрудничество с отдельными европейскими странами, например с Германией и Нидерландами. Так, например, в контексте водорода их концептуальные документы более конкретны и реалистичны, чем "виртуальная реальность" стратегий Еврокомиссии.
Как представляется, следует сконцентрироваться на:
производстве водорода;
продвижении компенсационных механизмов (например, развитие поглощающего потенциала лесов);
увеличении использования газа и газомоторного топлива там, где это целесообразно для снижения выбросов парниковых газов;
увеличении общей энергоэффективности российской экономики.
В опросе также приняли участие зарубежные эксперты, которым был задан один вопрос: как выстроить низкоуглеродную стратегию России:
Мадалина Сису Викари, эксперт по европейской энергетической политике и геополитике в Брюсселе (Нидерланды):
Есть несколько областей, в которых Россия может выстроить планы по сокращению выбросов парниковых газов, стимулировать экономический рост, развить и создать новые рабочие места с помощью новых технологий. Основными из них являются: промышленность и транспорт, строительство, топливо и энергетика, сельское и лесное хозяйство. Меры, которые необходимо принять, обширны. Это повышение энергетической эффективности, использование альтернативных видов топлива, сокращение потребления энергии, улавливание и хранение углерода (для промышленности и транспорта), реализация в крупных масштабах мер по повышению энергоэффективности зданий и сооружений, а также для топливно-энергетического сектора; облесение и лесовозобновление, улучшение методов ведения сельского хозяйства. Наконец, это инвестиции в ядерные и крупные ВИЭ-проекты для диверсификации источников энергии.
Войцех Якобик, руководитель портала по теме энергетики BiznesAlert (Польша)
России необходимо ввести климатические нормы, чтобы ее компании сокращали выбросы углекислого газа. В противном случае будет все труднее продолжать долгосрочное сотрудничество в сфере энергетики с Европой, внедряя климатическую повестку дня в любые международные сделки. Это случай глубоких ресурсных и топливных комплексных реформ, которым могут помешать силы, сражающиеся под ковром в Кремле.
Дэвид Шилдс, редактор журнала Energía a Debate (Мексика)
Я считаю, что это проблема всего человечества, поэтому все страны и все люди должны участвовать [в энергопереходе] на основе одних и тех же критериев. На данный момент у нас есть Парижское соглашение, и каждая страна должна согласовать и применять свою стратегию в рамках этого соглашения.
Я считаю, что это проблема всего человечества, поэтому все страны и все люди должны участвовать [в энергопереходе] на основе одних и тех же критериев. На данный момент у нас есть Парижское соглашение, и каждая страна должна согласовать и применять свою стратегию в рамках этого соглашения.