Беспрецедентные масштабы кризиса вынудили производителей нефти по всему миру объединиться, чтобы сообща противостоять угрозе. В рамках соглашения ОПЕК++ удалось договориться о беспрецедентном сокращении добычи на 9,7 мбд. Более того, уровень выполнения этого соглашения также беспрецедентен – по недавним данным Международного энергетического агентства объем снижение составил 89% от запланированного, при этом ключевые игроки, Россия и Саудовская Аравия, практически полностью выполнили свои обязательство по снижению добычи до уровня 8,5 мбд каждая. Сокращается производство и в странах, формально не присоединившихся к сделке, таких как США, Канада, Норвегия, Бразилия и проч.
В основу соглашения был положен тезис Lower Forever – стороны исходили из того, что цена нефти в перспективе останется низкой. Однако более быстрое, чем представлялось, восстановление экономической активности после локаутов, вкупе с огромными вливаниями ликвидности со стороны ФРС и центробанков Европы, сделали то, что казалось невозможным. Уже к началу лета цена Brent достигла $40 за баррель и, похоже, закрепилась выше этого уровня. В 2021 году МЭА ожидает рекордного роста спроса – 5,7 мбд. Это ставит вопрос о возможности возобновления конкуренции на рынке нефти и о том, какие преимущества в этой борьбе имеет Россия.
На наши вопросы отвечали:
-
Вячеслав Мищенко, исполнительный директор Центра энергетики Международной школы управления «Сколково»
-
Марсель Салихов, президент фонда «Институт энергетики и финансов»
-
Станислав Митрахович, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности и Финансового университета при правительстве РФ
-
Ирина Кезик, главный редактор журнала «Нефтегазовая вертикаль»
-
Сергей Пикин, директор Фонда энергетического развития
-
Дмитрий Александров, главный стратег «Универ Капитал»
-
Рустам Танкаев, гендиректор «ИнфоТЭК-Терминал»
Всем экспертам было задано три вопроса:
1. Насколько вероятно, что действующее соглашение ОРЕС++ не доживет до своего формального завершения в первоначальном виде? Какие факторы могут повлиять на его пересмотр – ускоренное восстановление спроса, возвращение на рынок производителей сланцевой нефти, что-то еще? Возможно ли превращение ОРЕС в «нефтяной центробанк»?
2. Скорее всего, эпоха, когда конкуренция на мировом рынке нефти понималась исключительно как безудержное наращивание добычи и ценовой демпинг, позади. Какие формы может принять соперничество производителей в новых условиях?
3. Какое место в этом новом мире может занять Россия? Какие конкурентные преимущества она может предъявить, какие слабости могут ей помешать? Например, сеть нефтепроводов – это скорее плюс (дешевый транспорт) или минус (ограниченная свобода маневра при выборе направлений поставки)?
Вячеслав Мищенко, исполнительный директор Центра энергетики Международной школы управления «Сколково»:
1. Сделка – продукт договоренности перед лицом общей угрозы. Падение добычи было неминуемо в любом случае. Заполнялись хранилища, был очень мощный разворот рынка на контанго, то есть повышение цен. Плюс эпидемия, которая обрушила спрос. Соответственно, участники рынка замерли в ожидании. Нефть, которая продолжала добываться, складировалась и через какое-то время закономерно наступил кризис хранилищ. То, что он неминуем, стало понятно в апреле.
Поэтому в любом случае добыча начала бы падать, но она начала бы падать хаотично, без договоренностей. Мне кажется, что на платформе G20 до участников удалось довести идею, что лучше сесть за стол переговоров и договориться, чем наблюдать, как всех затягивает в общий водоворот.
Вынужденный характер сделки запрограммировал и механизм ее распада. Сделка была заключена под влиянием неминуемого падения добычи и то, что она продержится весь период, на который рассчитана – большой вопрос. Как только рынок начнет восстанавливаться – а признаки этого восстановления есть, - этой сделке долго не продержаться. Все страны начнут искать свою выгоду, договариваться уже будет не с кем.
Участники соглашения оказались в шторм в одной лодке. Хорошо, что они это поняли и сумели договориться. Как только погода восстановится, дальше каждый будет действовать сам за себя. К осени, если спрос восстановится, сделка свою работу сделает и дальше можно ожидать, что к концу года она может прекратить свое существование.
2. Мне кажется, продолжится согласование позиций. Возьмем трех крупнейших поставщиков нефти на мировой рынок – США, Саудовскую Аравию и Россию. Пока в этой тройке объективно позиции РФ гораздо прочнее. В Саудовской Аравии уже сейчас предпринимает беспрецедентные меры – повышают налоги, останавливают социальные выплаты, которые запустили совсем недавно, в 2015-16 гг.
Напомню, в 2015 году саудиты уже начинали ценовую гонку с похожими заявлениями – уничтожим всех конкурентов, в первую очередь русских. Они во многом базировались на представлениях о российской отрасли как старой, неэффективной, очень затратной и проч. Но в условиях перепроизводства ее конкурентные преимущества оказались сильнее. Если цены летят вниз, ни один вменяемый трейдер не станет продавать нефть, купленную по более высокой цене. Соответственно, возникает спрос на хранение – либо на суше, либо в танкерах. Цены на фрахт растут в разы и блокируют экспортные поставки. Во-первых, танкеров просто нет, во-вторых, стоимость доставки перекрывает все возможные дисконты. Помните, в марте саудиты объявили об беспрецедентных скидках на свою нефть? В итоге ни одного барреля по этой цене на рынок не поступило. У нас в таких условиях продолжает работать трубопроводный транспорт. А КСА оказывается запертой в своих границах. Надеюсь, в третий раз саудиты на эту швабру наступать не будут.
Американцы будут вести себя непредсказуемо. Сейчас там заканчивается выборный цикл, ситуация явно выходит из-под контроля и что будет делать Техас и другие центры нефтедобычи США, непонятно. Отрасль выступает разрозненно, заставить их вести единую политику невозможно.
Россия тоже вряд ли пойдет на демпинг. Нефть, похоже, стабилизируется в районе $40-$43 за баррель. В принципе, российский бюджет возвращается к целевым показателям. Дальше что-то делать – демпинговать или совершать другие резкие движения, - не в стиле нашего верховного главнокомандующего. Ему нужно показать, что он надежный партнер. Трампу тоже нужно на кого-то опереться. Он должен гарантировать своей отрасли хоть какую-то стабильность. А цена за $40 уже дает какую-то возможность сланцевой отрасли задышать, реанимировать часть производств и худо-бедно сводить концы с концами, а дальше посмотрим.
В общем, повторения ситуации весны-2020, когда все пугали всех резкими заявлениями, не будет. Будет продолжаться согласование, даже если платформа ОРЕС+ разрушится.
3. Как показала история последних десятилетий после распада СССР, трубопроводные системы продолжают работать, работать и работать несмотря ни на какие катаклизмы. Их очень удобно эксплуатировать даже в самые тяжелые кризисные годы. Себестоимость логистики низкая, практически все трубопроводы уже амортизированы. Это самый удобный способ, с точки зрения логистики и простоты получения сырья проще не придумаешь.
Стереотип, что трубопроводный транспорт ставит поставщика в зависимость от потребителя, давно устарел. На западном направлении у нас есть Балтийская трубопроводная система, которая работает на открытые поставки морем. «Дружба» уже давно не является основным поставщиком нефти в Европу. На востоке 30% нефти ВСТО идет по маршруту Сковородино-Мохэ по трубе. Остальные 70% - это порт Козьмино, откуда отправляются танкеры большого водоизмещения по всем странам АТР. Так что можно сказать, что у нас хорошо сбалансированная логистическая система по всем направлениям и это главное конкурентное преимущество
Главная слабость России – отсутствие экспортной стратегии. Мы – чистейшие price taker’ы по всем товарно-сырьевым группам. Цена, по которой мы продаем нефть и газ, формируется за пределами Российской Федерации. Все помнят, что случилось в апреле с американскими фьючерсами. Хорошо, что мы не привязаны к WTI, а если бы такая ситуация случилась с Brent? Просто потому, что сложилась такая ситуация и брокеры так захотели.
Цена на саудовскую нефть устанавливается государством. Китай формирует собственные импортные котировки. Мы же в этом плане абсолютно беззубы. Это очень большой риск. Как бы ты ни выстроил свою систему нефтедобычи, переработки, логистики, если цена начинает проваливаться в минус на маркерных рынках, и ты падаешь вместе с ней, грош цена всей твоей схеме.
Марсель Салихов, президент фонда «Институт энергетики и финансов»
1. Скорее всего, действующее соглашение будут скорректировано с учетом изменяющейся обстановки и результатов действия самого соглашения. Это абсолютно нормально. Важнее то, что страны ОПЕК+ договорились сохранять те или иные сокращения добычи. Это стало важным сигналом для нефтяного рынка и способствовало восстановлению цен.
Очевидно, что, если рост цен на нефть продолжится во второй половине года и спрос продолжит быстро восстанавливаться, странам ОПЕК+ можно снизить объем сокращений. Фактически стороны соглашения несут бремя поддержания цен, ограничивая собственную добычу и отдавая часть рынка другим производителям. При этом ключевые страны, такие как Саудовская Аравия и Россия, имеют низкие операционные издержки. С другой стороны, если реализуется сценарий «второй волны» коронавируса и страны вновь вернутся к карантинным мерам, то имеет смысл сохранить существующие объемы сокращений или даже увеличить их.
Существуют также вероятность, что сланцевые производители при росте цен вновь могут вернуться к наращиванию добычи. Это невыгодно участникам соглашения ОПЕК+. Поэтому стратегической задачей соглашения является сохранение достаточно высокого уровня цен, но ограничение сланцевой добычи в США.
ОПЕК как «нефтяной центральный банк» интересная идея, фактически ОПЕК уже пытается выполнять эту функцию. Но проблема в том, что выполнение обязательств является добровольным, не существует механизмов принуждения. Для многих стран внутренняя экономическая динамика или отраслевые вопросы являются более важным фактором, чем необходимость выполнения соглашения с ОПЕК. Поэтому «нефтяной центробанк» не может функционировать без изменения институциональной структуры выполнения соглашений. Также стороны должны договориться о том, что же является конечной целью ОПЕК. У центральных банков в современных условиях – есть понятная цель, к примеру, обеспечение цели по инфляции. Подобная же общая цель необходима и ОПЕК для выполнения этой роли.
2. Для всех производителей, независимо от того, где они находятся, выгодны более высокие цены. Однако для многих сланцевых компаний США было важно наращивать добычу с тем, чтобы уверить инвесторов в возможностях своего роста. Постепенно инвесторы изменили свое отношение к сланцевым производителям, и в настоящее время требуют именно финансовой отдачи на свои вложения, а не просто увеличения добычи.
Конкуренция в нефтяной отрасли как на уровне отдельных компаний, так и целых стран, конечно же сохранится. В целом же в интересах как производителей, так и потребителей, чтобы предложение на мировом рынке нефти соответствовало кривой себестоимости.
3. Российская нефтяная промышленность в целом очень конкурентоспособна на мировом рынке. Российская добыча характеризуется низкими операционными издержками и относительно небольшими издержками на доставку потребителям, с учетом развитой и обширной системы нефтепроводов. Плавающий курс рубля также выступает важным фактором поддержания конкурентоспособности, так как при снижении курса рубля долларовые издержки производителей автоматически снижаются.
Основные риски для российской промышленности связаны с поддержанием добычи в долгосрочной перспективе. Все же основную часть добычи составляют зрелые месторождения с падающей добычей, издержки добычи на них будут постепенно возрастать. Поэтому важно обеспечить правильные экономические стимулы с точки зрения налоговой системы, чтобы обеспечить реализацию новых инвестиционных проектов и разработку новых месторождений в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и на шельфе.
Станислав Митрахович, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности и Финансового университета при правительстве РФ
1. Начнем с того, что оно уже пересмотрено. Соглашение просуществовало в исходном виде полтора месяца и было пересмотрено в плане продления действия максимального урезания производства нефти еще на месяц. Вполне вероятно и дальнейшее продление.
Уже одно это показывает, что соглашение с самого начала было весьма неустойчивым, как и любое соглашение картельного типа. Можно говорить, что его изменили в сторону улучшения. Но где гарантия, что не придется либо брать на себя дополнительные обязательства, когда мы увидим, например, оживление, например, американской добычи. Вполне возможно, что мы сейчас будем наблюдать рост добычи у сланцевых производителей и, что важнее, новые инвестиции.
При заключении сделки предполагалось, что низкие цены должны отбить желание инвестировать в дорогие проекты – сланец, глубоководный шельф и прочее. Поскольку цены довольно быстро вернулись в относительно приемлемый диапазон, получилось так, что вкус к риску оказался не отбит полностью. Инвесторы просто не успели отвыкнуть. Соответственно, возможен и рост добычи, и рост потока новостей с сообщениями о новых проектах.
Тогда, возможно, придется договариваться о новых уровнях ограничения добычи и мы снова возвращаемся к ситуации полугодовой давности, из которой некоторые российские игроки предлагали выходить путем разрыва замкнутого круга. Мы сокращаем добычу, у них она растет, цены падают, мы снова вынуждены сокращать добычу, а наше место занимают конкуренты. Есть риск, что эти метания будут продолжаться, если только не появятся новости обратного порядка – например, что в США крупные компании отказались от скупки разорившихся сланцевых производителей. Пока таких новостей я не вижу. Поэтому зона риска есть. Мы пользуемся выгодами ОРЕС+, но у нас нет стратегии выхода. Не совсем понятно, что делать, когда пойдут новости об увеличении добычи в США или Саудовская Аравия решит снова придавить нас демпингом. Это тоже вариант существования, но хотелось бы что-то более долгосрочное.
2. Демпинг вещь классическая и полностью исключить ее из экономики вряд ли возможно. Та же Саудовская Аравия постоянно меняет свои взгляды на этот вопрос. Например, в марте-апреле они демпинговали, потом, начиная со второй половины мая, демпинг прекратили и даже взяли на себя обязательства по дополнительному ограничению добычи на 1 млн баррелей в сутки. В июле эти дополнительные ограничения опять отменяются. Возможно, через полтора месяца они опять скажут, что готовы к демпингу.
Что может появиться нового и интересного? Гонка технологий пойдет на новый виток. Если в той же Америке будут появляться новые технологии, которые будут удешевлять добычу нетрадиционной нефти, это будет фактором, который будет влиять на конкуренцию. Нельзя сбрасывать со счетов и различные политические инструменты, которые призваны обеспечить преимущество национальных производителей и дать им возможность быстро монетизировать запасы, пока энергопереход их не обесценил. Эти инструменты уже вовсю применяет Америка, вводя санкции в отношении иранской и венесуэльской нефти или ограничивая доступ к технологиям и кредитованию для российских компаний. Параллельно своим производителям сланцевой нефти предоставляются тепличные условия кредитования. Так что способ за счет политики ограничивать конкурентоспособность соседей и повышать собственную будет еще более активно применяться.
3. Раньше считалось, что трубопроводы – это ограничение, считалось, что есть три энергетические сверхдержавы и две из них – США и КСА, -- могут позволить себе экспортировать нефть морским путем и поэтому намного круче, чем Россия, потому что имеют большую свободу действий. Но на самом деле, как показал текущий кризис, когда цены очень низкие и производители оказываются на грани выживания, способность поставлять нефть дешевле, чем конкуренты – а по трубе это дешевле, чем у конкурентов, - дает огромное преимущество. Посмотрите, как подорожал фрахт танкеров во время кризиса – в 7 раз только за первые две недели. Если бы не было соглашения ОРЕС+, неизвестно, что бы произошло дальше. Возможно, что в какой-то момент все танкеры оказались бы заполнены. Саудовская Аравия могла в этих условиях давать любые скидки на свою нефть, но конечная стоимость этой нефти все равно оказывалась выше российской.
Наши трубопроводы – колоссальное преимущество России, особенно в условиях ценовых войн и кризисных ситуаций, которое перевешивает способность перенаправлять экспортные потоки. Лет 20 назад я бы сказал, что морские коммуникации важнее. В текущих условиях, когда нужно выживать на рынке в условиях низких цен, транспорт по трубе – колоссальное преимущество и хорошо, что у нас есть возможность поставлять нефть на запад и на восток.
Ирина Кезик, главный редактор журнала «Нефтегазовая вертикаль»
1. Вероятность того, что действующее соглашение ОРЕС++ доживет до формального завершения - 50 на 50: либо доживет, либо нет. Прогнозы дело неблагодарное. На днях министр энергетики Саудовской Аравии принц Абдель Азиз бен Сальман заявил, что следующие две недели будут критически важными. Он призвать «коллективно решать вопрос» по уровням компенсации ранее несокращенной добычи, которая должна произойти в июле — сентябре. Однако в мае сделка была исполнена только на 87%. Ирак и Казахстан уже представили свои планы по компенсации недостающего объема. Такие же планы до 22 июня должны были представить Нигерия, Ангола и Габон.
Говорить об ускорении восстановление спроса, на мой взгляд, преждевременно. Безусловно, сегодня цена зафиксировалась на уровне $35-40 за баррель. Есть определенные соблазны, никто не хочет терять свою долю экспортного рынка. Но никто не исключает и «второй волны» пандемии. Китай уже говорит о новой вспышке. И хоть сейчас идет глобальная работа по созданию вакцины, как говорят специалисты, вирус постоянно мутирует.
Что же касается «сланцевиков», они никуда исчезли. Произошло несколько банкротств, но в США банкротство не означает исчезновение компании. У нее просто появляется другой собственник. Поэтому на мой взгляд, до конца текущего года и в начале следующего соглашение будет сохранять статус-кво с некоторыми нарушениями, что мы сейчас наблюдаем. Остальное будет зависеть об эпидемиологической ситуации в мире.
В дальнейшем ОPEC вряд ли может превратиться в «нефтяной центробанк» и распределять квоты на добычу, что он в принципе делает с 2016 года. Но, во-первых, это дело принудительно добровольное, а во-вторых, во многих странах картельные сговоры запрещены на законодательном уровне. Как, к примеру, в США.
2. Да, действительно, еще не так давно мерилом лидерства на углеводородном рынке был уровень запасов, добычи и экспорта сырья. Сегодня же в условиях пандемии, сокращения спроса на нефть и действия соглашения ОПЕК++, объемы мощностей по хранению нефти стали не только элементом энергетической безопасности страны, но и весомым инструментом в регулировании рынка. Американский Кушинг уже давно называют местом, где рождается цена на нефть, а сегодня и в России заговорили о создании своего стратегического резерва. Точнее, о его увеличении до уровня 10% от годовой добычи, то есть на 20-30 млн тонн. Сегодня мощности по хранению в России, по разным оценкам, включая резервы «Транснефти», компаний, Минобороны, ну и конечно же госрезерва, составляют порядка 20-30 млн кубометров.
Но реализация проекта достаточно дорогостоящая. К примеру, строительство наземных резервуаров оценивается в $1 тыс. за кубометр. Таким образом, стране предполагаемый парк может обойтись в 1,4 трлн рублей. В тоже время, организация хранения нефти в подземных соляных отложениях оценивается в 2-2,5 тысячи рублей или около $30 за кубометр. Разница достаточно существенная. Безусловно, стоит оценивать еще и инфраструктуру, но так или иначе мы упираемся в технологии. Только технологии в добыче, переработке, транспортировке и хранению запасов будут оказывать весомое влияние в соперничестве производителей нефти и газа. Стоит вспомнить сланцевую революцию в США. Сейчас про газогидраты говорят так же, как раньше говорили про сланец.
3. Россия всегда будет находиться в тройке мировых нефтегазовых лидеров и делить места с Саудовской Аравией и США. Среди преимуществ стоит, безусловно, назвать логистические возможности наших производителей. В первую очередь трубопроводы. Кроме того, учитывая планы нарастить производство СПГ – а еще год назад министр энергетики Александр Новак говорил об объемах 120-140 млн тонн к 2035 году, - Северный морской путь становится для России одним из самых выдающихся конкурентных преимуществ России. Минтранс прогнозировал, что к 2024 году грузооборот по нему должен составить 80 млн тонн. Кроме того, сегодня на Ямале, кроме производства СПГ, рассматриваются сразу реализация сразу нескольких нефтехимических проектов.
Сергей Пикин, директор Фонда энергетического развития
1. Судя по тому, что опубликованная на днях статистика по запасам нефти в США опять показывает рекордные значения, а лекарства от коронавируса до конца года вряд ли войдут в обиход, я уверен, что как минимум до конца года соглашение ОРЕС+ продержится. Рассчитано оно до середины 2022 года, но там уже нет таких серьезных сокращений, как вначале.
Надо учитывать, что, чем быстрее будет восстанавливаться спрос, тем быстрее цена пойдет вверх. Соответственно, тем быстрее сланцевые производители начнут снова использовать скважины, которые сейчас стоят заброшенными. Несмотря на банкротства компаний, физически скважинный фонд никуда не делся и может приносить дополнительно порядка 1,5 млн баррелей в сутки. Для этого достаточно иметь устойчивую цену по WTI в районе $40 за баррель. Недавно котировки уже пробивали этот уровень, но сейчас снова откатились назад. Причем, когда я говорю «устойчивую», я имею в виду, что цена будет держаться где-то в середине диапазона $40-$45 в течение нескольких месяцев.
Поэтому я не думаю, что будет какое-то изменение соглашения.
2. Я бы не утверждал, что демпинг – это основа конкуренции. Скидки, которые давали производители, в частности, Saudi Aramko, во многом были связаны не с конкуренцией, а с проблемами сбыта. Это не совсем чистая конкуренция, а скорее использование ресурсов влияния внутри ОРЕС. Чистого рынка, совершенной конкуренции на товарных рынках не существует нигде, но ближе всех к этому идеалу именно рынок нефти – как по объемам, так и по инструментарию. При этом нет ни одного игрока, который бы безоговорочно доминировал на этом рынке. Даже ОРЕС, при всей своей силе, оказалась неспособна в одиночку противостоять увеличению добычи фермера Джона из Техаса. Потребовалась помощь России и ряда других стран. Это показатель того, что рынок все равно весьма конкурентен.
3. Вы знаете, в 2022 году на рынке нефти и нефтепродуктов ничего не поменяется. Вообще ничего. Все движения очень консервативны и происходят не за один и не за два года. Даже сланцевая революция развивалась, по сути, с 2004 года. Начиналось все с газовых месторождений и докатилась до нефти только к 2009 году. Для выхода на серьезные объемы понадобились вообще десятилетия. Поэтому я не думаю, что что-то кардинально произойдет в обозримой перспективе. Возможны колебания объемов добычи в зависимости от условий, но это будет в пределах 10%.
Дмитрий Александров, главный стратег «Универ Капитал»
1. Сам по себе формат ОПЕК+/++ стоит отделять от весенней сделки, заключённой в условиях форс-мажора и потому имеющей свои недостатки. Тем не менее, эффект её формально очевиден, цены восстановились выше $40 за баррель Brent. При этом соглашение не смогло предотвратить драматического, хотя и кратковременного, ухода цен на американском рынке (и не только) в отрицательную область. С другой стороны, точно отделить эффект сделки от эффекта постепенного прояснения планов по снятию карантинных ограничений в различных регионах, довольно сложно. Тем не менее, в локальном достижении баланса заслуга сделки ОПЕК++ не может не присутствовать в силу значимости фактических сокращений.
2. Формат ОПЕК+/++ может быть хорошим консультационным и даже координационным механизмом долгосрочного повышения устойчивости рынка нефти. Хотя иллюзий быть не должно - каждый сам за себя. Просто такой механизм может снижать степень конфронтации и сглаживать перекосы в балансе спроса/предложения.
3. У России есть безусловные преимущества в виде единой трубопроводной системы с уникальным форматом работы (сдал нефть в одной точке и сразу можешь продать соответствующий объём в другой), имеющей выход как на европейский, так и на азиатско-тихоокеанский рынки. При этом есть возможность использовать отдельные колебания на различных базисах за счёт танкерных поставок из четырёх основных экспортных кластеров – черноморского, тихоокеанского, балтийского, арктического. Последний может играть всё более серьёзную роль по мере развития коммерческой навигации на Севморпути.
Рустам Танкаев, гендиректор «ИнфоТЭК-Терминал»
1. Соглашение ОРЕС+ - это компромисс, причем компромисс на грани возможного. И, как всякий компромисс, оно уязвимо. Главный фактор, который может повлиять на его судьбу – борьба за долю рынка между ведущими производителями: США, Россией и Саудовской Аравией. Причем США в этой борьбе занимают подчиненную позицию. Конечно, они экспортируют нефть, но в очень незначительных объемах. Никакой надежды на то, что в будущем они займут более серьезную позицию в мировой торговле нефтью, нет. Конечно, есть вероятность того, что будут использоваться другие технологии – я имею в виду производство синтетических топлив. Но пока нефть и газ остаются приоритетными энергоносителями и в этой ситуации главной опасностью для ОРЕС+ является конкуренция между КСА и Россией.
Впрочем, я думаю, что наши страны так или иначе найдут между собой какой-то вариант компромисса и соглашение ОРЕС+ будет продолжать существовать. И Россия, и Саудовская Аравия занимают примерно по 20% межгосударственной торговли нефтью и нефтепродуктами. Это огромная величина. Они это понимают и терять свои позиции как доминирующей силы не хотят.
2. Рост спроса повлияет на соглашение в том смысле, что будут смягчены квоты, а многие участники соглашения перестанут придерживаться ограничений на добычу еще до этого момента. Период неорганизованной деятельности на нефтяном рынке будет регулироваться соотношением спроса/предложения и ценами на нефть. Если они начнут сильно падать, участники соглашения ужесточат свои позиции и наоборот.
Себестоимость производства сланцевой нефти настолько высока, что экономически целесообразна при ценах выше $60 за баррель. Пока все заявления о том, что началось восстановление сланцевой промышленности, не более чем слова: сначала нужно, чтобы цены подросли до приемлемых уровней. В то же время все понимают, что оно неизбежно и свою долю рынка сланцевая нефть займет. Просто потому, что это американский рынок, где переработчики обязаны сначала покупать сырье местных производителей и лишь затем могут его импортировать.
3. Главный фактор конкурентной борьбы в настоящий момент – цена фрахта танкеров. Они в значительной степени используются для хранения нефти и нефтепродуктов. В этой ситуации цена фрахта подскочила в 10 раз. Поэтому приоритетной стала поставка нефти по нефтепроводам. Поскольку лидером в этом секторе является Россия, она получила значительное конкурентное преимущество как на рынке Китая, так и на рынке ЕС.
Но это в нынешней ситуации. В ситуации стабильного рынка, когда цена транспортировки трубой и танкером примерно одинакова, на первый план выходит себестоимость добычи нефти, причем в первую очередь речь идет об операционных затратах, поскольку CAPEX и расход на обслуживание долга примерно одинаковы для всех. В настоящее время наиболее низкие операционные затраты имеет Россия, также близкие значения у производителей Саудовской Аравии.
Есть и третий важный фактор, которые будет доминировать в ближайшие годы. Он проявлялся до кризиса – это фактор исчерпания запасов во многих странах. Страны Ближнего Востока практически полностью закончили разведку месторождений на своих территориях и работают на истощение запасов.
У России огромные неразведанные территории и самые большие в мире перспективы по открытию новых месторождений. Да и наши действующие месторождения используются не на 100%. Уже сейчас Россия могла бы добывать 14 млн баррелей в сутки. Можно предположить, что в среднесрочной перспективе Россия займет первое место в табели о рангах производителей нефти. Если, конечно, не появится технология, которая вытеснит традиционные энергоносители. Но пока таких перспектив не видн